В некоторых местах…

Евгений Лыков, лидер музыкального проекта «Колокол»

ВРАНЬЕ, ПАМЯТЬ, СОВЕСТЬ
Вранье – в патронах, продающихся под видом сувениров. Вранье – в отремонтированных корпусах крепости, в выровненной и засеянной травой земле, в танках на постаментах. Было такое слово раньше: «лакировщики». Так вот, вранье – в лакировке.
Брестская крепость – это губка, поднесенная умирающему солдату, покрытому смертным потом. Губка наполнена ужасом и болью. Могильник,
капище, черная дыра. Болото, которое закатывают в асфальт. Идешь по ровному и твердому, но понимаешь, что там, внизу, километры мути. Хлюпает там и чавкает. И трясина медленно ворочается с боку на бок.
Непокоренная – это память о том, чего нельзя забывать. Это место, откуда пришла война. Места, откуда приходят войны, надо отмечать флажками. Навсегда. Время не имеет значения. Время заканчивается там, где прошла смерть. Не должно быть цветов. Не должно быть птиц, насекомых. Вообще не должно быть жизни. Жизнь должна начинаться за рекой, в городе. Живая жизнь, яркая. Чтобы разница между «было» и «стало» была очевидной и наглядной. Чтобы не смели никогда больше…
В Непокоренной надо все оставить, как было тогда. Или талантливо воссоздать. Извести дустом траву и птиц. Распять вдоль дорог на искореженных балках из разрушенных зданий торговцев сувенирами, предварительно заставив их побегать под минометным огнем. Притащить несколько ржавых танков, вскрытых, как консервные банки, и раскидать их узловатыми пауками. Но для этого надо обладать памятью и совестью. Или хотя бы вкусом.

  ВСЕ РАВНО СТРАШНО
Брестская крепость – это кровавое пятно, которое испуганные хозяева затирают каждое утро, а каждую ночь оно проступает снова. Булькает,
вязко сочится из ран земли тина, окрашенная кровью жижа. И чем больше ее присыпают землей, замазывают краской, засаживают цветами, тем больше давление.
Естественно, он прорвался. Огромный волдырь, гнойник. Кровавый фонтан взметнулся на тридцатиметровую высоту и окаменел памятником.
«Мужество» – это истинное лицо Непокоренной. Солдат, вплавленный в гранит, перемешанный с кирпичом. Солдат, перемолотый танковыми гусеницами, втоптанный в землю – и восставший после смертной агонии.
Маленькие лицемерные люди, втянув голову, подбегают к нему, наотмашь, не глядя, ляпают кистью и, семеня, отбегают. И еще раз, и еще. Пока все, что над землей, не покроется слоем милосердной краски, не станет привычным, пристойным.
Но все равно страшно. Огромный мертвец скрежещет зубами не где-то внизу – а вот уже, вот руки его скребут дерн с любовно посаженными маргаритками. И порохом пахнет земля, и черная кровь сочится из-под сорванных ногтей.

  БОЛЬШЕ КРАСКИ!
Город привычно задергивает шторы и засыпает, всегда настороже, всегда с одним приподнятым ухом. Он боится, что однажды огромный человек все-таки выберется из земли и ночью пройдет по улицам, покрашенный до пояса лживой краской, а ниже – страшный-страшный. Пройдет, оставляя в асфальте дымящиеся вмятины, которые сразу начнут сочиться кровью.
Лакируйте, красьте. Подсаживайте птиц, дохнущих от боли и ужаса, которыми тут пропахло все. Продавайте патроны. Они еще пригодятся. Больше краски! Нужно больше краски! Гробы заводов, остовы фабрик, выброшенные волнами истории на последний берег, заросшие поля, вмерзшие в лед корабли... Еще больше краски!
Но помните о большом мертвеце, застывшем в последнем усилии. Усилие родилось в адском огне, его трудно превзойти вам, травоядным.
Непокоренная ждет. Она умеет ждать. Она смотрит на вас мертвыми окнами, которые вы залепили стеклопакетами, как пластырем. Послед-
ний рывок, и...