Токсиколог дивизии

– На войну я все же попал, но только в 1943 году, как только выпустился из мединститута, – вспоминает Николай Григорьевич. – От санитарного управления меня командировали на Западный фронт дивизионным токсикологом. Мы готовили специальные медицинские пакеты и схемы – или, как сейчас говорят, протоколы – на случай, если раненые будут поражены отравляющими веществами, как в Первую мировую.

– Главный токсиколог дивизии – должность серьезная…
– Да, вот только после окончания института званий нам не присвоили. Забыли это сделать и при отправке в армию. Так я и ходил в гимнастерке с офицерскими погонами без знаков различия, пока не получил назначение на должность командира санитарной роты пехотного полка.
 В первый же день моей службы в медсанбат приехал командир дивизии и ахнул, тыча пальцем в мои погоны: «Э-т-то что такое?!» Докладываю: так, мол, и так, какое у меня звание – не знаю, приказа о присвоении пока не было. Комдив хмыкнул и говорит: «Цепляй по три звездочки! Все равно меньше старлея не присвоят!» Так я и стал старшим лейтенантом медицинской службы.

– Немцы проводили газовые атаки?
– К счастью, такого ни разу не произошло, но в частях регулярно случались учебные проверки. Самая первая из них едва не закончилась трагически.
 Отправились мы в одну из рот и, зная, что участок линии фронта активно простреливается немцами, решили обойти его стороной. Вот только тропинка оказалась вся разбитая, глинистая, поэтому мы еще и в сторону свернули: чего по грязи-то плестись? Смотрим – впереди чистенькая лужайка! Идем с фельдшером, тихонько разговариваем, как вдруг громкий шепот: «Стойте, не двигайтесь!» Замираем и видим, что в десятке метров от нас солдат показывает на предупреждающий плакат. Мы его не заметили и забрели в самый центр минного поля! Спасибо тому солдату – он вывел нас из смертельной ловушки буквально за руку!

– Наверное, лекарства были в дефиците?
– Медикаментов и перевязочных средств было достаточно, не хватало рук: всего четыре медсестры, два фельдшера и два врача, а по штату врачей должно быть четверо, фельдшеров – одиннадцать, плюс 40 рядовых – медсестер и санитаров.
 Когда перешли в наступление, полковой медпункт был переполнен ранеными: до 150 человек в сутки принимали! Мы почти не спали, садились записать операцию – и проваливались в сон. Но помощь оказывали всем, лечили мирных жителей: и наших, и поляков. Только с немцами иметь дело не приходилось, военнопленными занимались другие врачи.
 В дефиците были не лекарства, а кровь. Консервировать ее тогда еще толком не научились, а доноров на передовой столько не набрать, когда раненые идут потоком. Переливали тогда только первую группу, потому что всем подходит, не надо групповую принадлежность раненого определять, когда времени на спасение человеческой жизни в обрез.
 Переливали главным образом кровезамещающую жидкость Петрова-Сельцова. Сейчас ее не используют, а во время войны она спасла не одну тысячу жизней!

– На чем раненых вывозили?
– По штату нам полагалось 7 грузовых автомобилей и 11 повозок. Машин не было вообще, а повозок не достать! Занимался ими один из фельдшеров. Наши откликались сразу: была бы лошадь да телега – сами запрягали, укладывали раненых и отвозили, куда нужно. В Польше и Восточной Пруссии (а я прошел от Смоленска до Кенигсберга с войсками Западного, а затем 2-го и 3-го Белорусских фронтов) добровольных помощников уже не находилось, организовывали транспортировку в приказном порядке.
 Телега едет медленно, трясет. Чтобы раненые не умирали по дороге, помощь в медпункте мы им оказывали по максимуму – оперировали, не ограничиваясь первичной обработкой ран. В институте на хирургию делали особый упор, ведь на фронте умение держать скальпель ценилось как ничто другое…

– Смерть на войне ходит по пятам, ужасы войны коверкают психику…
– Не потерять рассудок на войне помогала сама жизнь. Даже в этом аду случались забавные истории. Однажды привезли к нам солдата, изрешеченного пулями – несколько пробило грудь и еще столько же попало в ногу. Он без сознания, дышит или нет – не слышно, пульс нитевидный, кровопотеря критическая…
 Вливаем 500 кубиков кровезаменителя – ничего не происходит, я говорю сестре: «Повторите!» Она выполняет – и вдруг он ожил, глаза открыл и попросил… закурить. Прямо на операционном столе – анекдот! А одна медсестра не растерялась (сестрички ведь нашим подстреленным бойцам цигарки свертывали) и серьезно так у него спросила: «Вам закрутку или простую?» Раненые хохочут: «Ну у вас тут и обслуживание – как в ресторане!» Чувство юмора – великое лекарство, сколько жизней оно спасло!

Иван Белокрылов