Моцарт мысли

— Михаил Михайлович, вы боитесь быть не понятым публикой, когда читаете новые произведения?

— Как вам сказать… Все зависит от «накатанности». На четвертый-пятый раз я уже сам знаю места, в которых можно либо уйти внутрь, либо развить большую скорость. И пытаюсь доносить до публики то, что бывает не очень понятно с первого прочтения. Я сам удивляюсь, но так получается, что с каждым разом новые вещи проходят все лучше и лучше, хотя я ничего не добавляю! Видимо, вопрос в исполнении…

— Певица Елена Образцова делает свои записи где попало и на чем попало. У Виктории Токаревой есть любимая ручка, чистый стол, стопка бумаги… А вы как фиксируете свои «искры»?

— В боковом кармане у меня записная книжка. Сейчас уже под трехзначным номером… Это такая книжечка толщиной с полпальца и размером с четвертушку тетрадки. Она мягкая, чтоб не выпирала и не мешала двигаться. Был такой Ромель, он еще Шаляпина возил — вот он мне показал эти гибкие книжечки и сказал: «Миша, положи в карман, пиши, что хочешь, а потом сменишь на другую, и все». И я так и делаю.

Какие-то мысли, какие-то телефоны, все, что придет в голову — на камне, на пляже, в гостях я вынимаю эту книжечку, и, чтобы не забыть проскочившую мысль, вынужден при всех записывать. Все затихают. Потом: «А расскажите, что записали?» Но тут я следую совету, который услышал от отца: «Миша, делай, что говоришь, но не говори, что делаешь!» Вот такие коротенькие фразы я записываю, а потом использую в монологах.

— Правда, что ваш знаменитый портфель увековечен в бронзе?

— Да, в Ялте. Я был на открытии этого памятника. Очень симпатичный. На красивой гранитной колонне такой большой портфель, примерно метр двадцать на метр. На нем изречения выбиты. Что-то вроде «одно неловкое движение — и вы отец» и т. д. Такой мятый, хороший портфель. Когда смотришь, возникает ощущение, что там и бутылка лежит, и тексты, и, может, еще что-нибудь, нужное для жизни… Мне очень понравилось!

Страшно жалко, что его сперли, хотя там килограмм двести, наверное. Но, говорят, потом нашли и вернули на место. Надеюсь, теперь уже основательно…

— Если бы вам на один раз дали шапку-невидимку, как бы вы ею воспользовались?

— Проник бы в Кремль и послушал, о чем они там на самом деле думают.

— Как можно распознать фальшь в отношениях с женщиной?

— Фальшь вообще в человеческих отношениях — это страшнее лжи. Страшнее я ничего не знаю, потому фальшь похожа на правду. «Жванецкий, вы красавец!» И ты понимаешь, что это почти правда… Почти! (Смеется).

В артистических кругах эта фальшь просто процветает. Когда на спектаклях видишь, как народ от зевоты достает челюстью до ботинок, а потом яростно аплодирует в конце и рвется за кулисы с поздравлениями, то ясно, что это фальшь, чтобы не обидеть.

Я уже писал о том, что невозможно узнать правду о себе. Друзья не скажут, враги тоже. Ты обречен. Но надо быть тонким внутри и толстокожим одновременно. Тонким — чтобы распознать фальшь, а толстокожим, чтобы не впускать ее в себя.

— Где живет счастье?

— В контакте. Не думаю, что в одиночестве можно завопить от счастья. Вы подошли к кому-нибудь, вы отошли от кого-нибудь — вот в эти секунды вы можете испытать искру счастья. От того, что вам что-то понравилось или вы почувствовали какую-то нежность. Эти мгновения можно пережить даже на несоответствии с действительностью, то есть от полного контраста.

Вот вы сейчас сказали, что Жванецкий — тот-то и я почувствовал такую искру… Так что счастье живет в контакте и на контрасте. И еще. Сейчас скажу жуткую вещь: счастье прячется в возрасте! Чем старше, тем счастливее! Это ждет нас всех!

— Почему мы не видим снов соседа?

— А разве мы можем доказать, что видим собственные сны?!

— Ух ты! Михаил Михайлович, хочется поблагодарить Андрея Максимова за телевизионные вечера по первым понедельникам каждого месяца…

— Мне самому нравится, что раз в месяц у меня есть такая возможность. Я благодарен каналу «Россия» и Андрею Максимову за возможность сомневаться, видя перед собой публику.

По поводу Андрея хочу сказать: я только с ним и могу участвовать в этой передаче. Его присутствие меня вдохновляет. У него всегда мгновенная реакция! Я, к сожалению, беззащитен перед грубостью. Если кто-то мне тычет в лицо либо заработком, либо национальностью, то я теряюсь. Начинаю суетиться как-то…

Вообще добро, как мне кажется, всегда беспомощно. Зло хронически конкретно: оно тебе называет все цифры, все даты. Оно скажет, что, когда и как. А ты, кроме: «Ну, как же? Вы же врете!» — ничего. А оно: «Как же я вру, когда вот такого-то числа…" После того как все это закончится, ты должен идти в библиотеку, что-то искать, и потом-таки выяснится, что это действительно неправда, и ты убедишься, что он врет. А его уже нет. И куда бежать с таким открытием?

Пару раз я слышал: «Ну почему они вас обожают? Почему они так на вас смотрят?» Будто я должен это запретить… Я сам люблю людей, которые приходят на эту передачу.

Просто так туда ведь не попадешь: на нее существует какая-то запись. Я не знаю больше такой телевизионной программы, на которой люди хотели бы оказаться в качестве зрителей. А у нас — да. У всех, кто там бывает, — хорошие лица. И до каждого, кто пришел, я пытаюсь достучаться. Я вижу каждого. Как говорил один мой товарищ, который пел в ресторане в Одессе, хотя имел два высших образования: «Миша, я же пою, я все вижу». Я так же могу сказать про себя…