Сергей Цигаль: «Когда твои работы в музеях, можно спокойно умирать»

– Сергей Викторович, вы родились в семье людей искусства. Наверное, относились к «золотой молодежи», так называемым мальчикам-мажорам?
– Нет. Мажоры – это скорее были дети работников госаппарата, особенно «мимошники». Вот к кому я тогда относился с неприязнью, кто был действительно «белой косточкой» – так это дети дипломатов. А мы, дети художников, прекрасно знали, что такое «нет денег в семье» и что такое с младых лет заниматься делом.
– Чем же вы занимались?
– Кем я только не был! Сначала стал ихтиологом. В 9-м классе учительница по биологии отвела меня в университет на биофак, на кафедру ихтиологии. И там я увлекся рыбками, даже написал статью про малоценную сорную рыбу острова Кунашира, где я никогда не был. А летом полетел на Южный Сахалин в экспедицию. Больше месяца мы сидели на ледяной реке, просчитывали скат молоди горбуши. Я там по тросу ходил в водолазном костюме, опускал специальные сетки. Нужно было посчитать мальков, которые «прокатываются» за минуту. Это была моя первая экспедиция, отрыв от родителей. Мне было шестнадцать лет.
– Ваш папа – народный художник Виктор Цигаль, бабушка – знаменитая детская писательница Мариэтта Шагинян, многие ближайшие родственники – знаменитые художники, скульпторы. А вы увлекаетесь рыбками….
– Что ж тут странного? Рисование меня тогда вообще не увлекало. Мне нравилось ловить рыбу летом в Коктебеле, провел там почти все детство, и я решил заниматься рыбками. Юношеский порыв!
– Родители не возражали?
– Родители считали, что самое главное – заниматься своим делом профессионально. Я решил себя проверить – закончил географический факультет МГУ. Но интерес к биологии не прошел. Именно он привел меня в замечательное место – Всесоюзный научно-исследовательский институт морского рыбного хозяйства и океанографии. Ходил на полгода в экспедицию в Индийский океан. Попал в Сингапур, на Цейлон… В сильнейший шторм мы болтались по таким местам, где до ближайшей земли было 500 миль. Центр Индийского океана!
– Романтика!
– Романтика романтикой, но со временем мне стало тяжело по 6 месяцев находиться в море. И тогда я свою жизнь развернул на 180 градусов. Вступил в молодежное отделение Союза художников, начал ходить в студию рисунка, поступил в Строгановку… Потом стал свободным художником. Писал маслом этюды и крымские пейзажи, освоил технику офорта.
– Как папа оценивал ваш талант?
– Папа был очень строг и скуп на похвалы. Много лет прошло, пока он похвалил какие-то мои офорты. Говорил: «Делая офорты, ты хочешь спрятаться за приемчиком. А от меня приемчиком не спрячешься. Потому что главное – рисунок!» Вот это я запомнил. Отец был блестящим рисовальщиком, его рисунки есть и в Дарвиновском музее, и в Третьяковке. Между прочим, он всю жизнь меня считал бездельником.
– Почему?
– Потому что это действительно так – я бездельник. Но только по сравнению с ним, ведь папа был «пахарь», каких больше нет. В молодости он работал по 16–18 часов в сутки. Помню, даже когда мы приходили на пляж, в какую-нибудь тихую бухту, то все купались, охотились с подводным ружьем или загорали, или бегали с мячами, а он всегда садился у самого края пляжа, доставал стульчик и делал рисунки.
Когда в последние годы жизни папа перестал ходить в мастерскую, он, сидя дома, все равно либо иллюстрировал книжки, которые ему уже никто не заказывал, либо писал маслом замечательные натюрморты. Лепил керамику, писал стихи. Словом, он действительно был настоящий художник эпохи Возрождения. Умел многое! Почти как Леонардо да Винчи, который при найме на работу какому-то Папе Римскому показал список своих умений, где рисование было на одиннадцатом месте.
– Сегодня вы художник-анималист. Почему такой выбор?
– Все началось с того, что папа отвел меня в зоопарк, где был кружок рисования от Союза художников. И я увлекся. Может, потому что очень люблю животных: мне кажется, я их чувствую. В нашем доме всегда жили и живут кошки, собаки, которые были моими главными «натурщицами». На первых моих офортах были наша борзая Дуня и кошка Кися.
– Ваши работы находятся в известных музеях. Для художника это важно?
– Важно – мягко сказано. Это великая честь, особенно когда речь идет о таких музеях, как Пушкинский или Русский. Если такое случилось, художнику можно уже спокойно умирать: его творчество уже высоко оценили.
– Мне всегда казалось, что ваша бабушка, Мариэтта Шагинян, которую мы проходили в школе, – это лишь «книжки про дедушку Ленина». Недавно с удивлением узнал, что она еще и автор первого советского детектива «Месс Менд»...
– Между прочим, детектив классный – запутанный, захватывающий! Бабушка написала немало хороших книг, а все запомнили почему-то «Четыре урока у Ленина». Она, кстати, знала английский, французский, немецкий, латынь. В 70 лет перед поездкой в Италию за несколько месяцев выучила итальянский. Умерла, не дожив одного дня до 94 лет.
– Новый виток в вашей жизни – увлечение путешествиями, экстремальными видами спорта. А это откуда?
– Я во многих журналах вел и веду разные рубрики, меня все время посылают в командировки – то с винными критиками, то с кулинарами. Еще я обожаю рыбалку. В течение года могу порыбачить в Астрахани, потом съездить на Баренцево море – на треску, в Южную Африку и на Байкал. Люблю понырять с аквалангом в морскую пучину. А гонки на выживание – это вообще такой класс! Лет пятнадцать назад случайно совершенно приехал поболеть – и сам «заболел».
– Можете назвать самое экзотическое из путешествий?
– Пожалуй, Намибия. Там мы с друзьями приманивали мясом и вытаскивали гигантским спиннингом на берег трехметровых акул, летали на самолете над «берегом скелетов», где торчат из песка остовы погибших кораблей. В Атлантике огромный дикий тюлень запрыгнул к нам прямо на судно, и мы кормили его селедкой. Вот такие зубы – вонючие, рыбные! Ужас! У меня есть фотографии, где мы сидим с этим тюленем в обнимку. Вообще там было очень симпатично и комфортно. Цивилизованные городки, четырехколесные мотоциклы, машины напрокат… Блеск! И никаких людоедов.
– Недавно вы издали кулинарную книгу, ведете «вкусные» рубрики в глянцевых журналах. Откуда у вас такой дар?
– В нашем доме все шикарно готовили – и мама, и бабушка, и моя старшая сестра. И однажды, когда знакомые пригласили меня в одну газету писать о еде, я взял и написал про осетровую солянку. И с тех пор понеслось. Потом Миша Ширвиндт предложил нам с Любой Полищук вести на «Первом канале» кулинарную программу «Охотники за рецептами». До сих пор пишу статьи в разные издания. И сам люблю вкусно поесть.
– По вашей фигуре этого не скажешь...
– А я 15 раз в день стою на весах и слежу за весом. И большой теннис – это святое, если меня позовут играть, бросаю все!