Сладкий плен Кристины Орбакайте

– Кристина, зрителю ваша жизнь кажется блестящей: вот вы, нарядная, выпорхнули из лимузина на сцену «Песни года», вот вы вместе с мамой ведете популярное шоу. Съемки клипов, призы, цветы, овации…
– Если бы… Я знаю, многим кажется, что моя жизнь – сплошной праздник: целыми днями сижу вся в масках, маникюрах, за мной со всех сторон ухаживают – красят,
чешут-причесывают, несут одежду – выбери то, выбери это. Звезда! А мне даже ногти покрасить некогда...
Я называю свою работу «сервисом души». Когда у людей праздник, мы работаем, а отдыхаем только тогда, когда никто не ходит на концерты: неделю в начале января и неделю в июне, в это время у школьников выпускные экзамены. Все остальное – это переезды, концерты, съемки, опять переезды. В среднем еще несколько лет назад у меня было по двадцать концертов в месяц. Часто выступления в клубе заканчивались часа в два-три ночи. А если на следующее утро рано улетать?..
У меня был такой напряженный ритм жизни, что я считала себя роботом. Так всем и говорю: «Я – робот». Ты спишь, ешь, отдыхаешь не тогда, когда хочется, а когда у тебя появляется для этого минутка. Сейчас есть возможность поспать – надо спать; появилась возможность перекусить, потому что до концерта еще есть какое-то время, – надо перекусить, потому что перед выступлением будет нельзя.
А эмоциональные перегрузки! После сольного концерта эмоций так много, что как минимум несколько часов ты от перевозбуждения не можешь заснуть. А разница во времени, а перелеты! И ведь надо уметь быстро акклиматизироваться.
– Как вам, трижды маме, даются отъезды из дома?
– Поскольку мы переживаем вторую серию «большого домашнего кино», то, конечно же, мои дети проживают мою судьбу, а я – мамину. Хотя что-то поменялось: ведь я жила у бабушки, и мама была для меня чем-то далеким. Такое «прекрасное далеко». Приехать к ней в гости – это был праздник. А у меня ситуация другая, потому что я все время жила вместе с детьми, расставаясь с ними только на время гастролей.
Но меня, например, мама возила с собой на гастроли лет до трех-четырех, пока я помещалась в сумке. А потом в Краснодарском крае случилась эпидемия холеры, и, по-видимому, от смены воды, у меня тоже начались какие-то кишечные расстройства. Возникло подозрение, что я заболела, все дико испугались и отправили в Литву, к бабушке. И до школы я жила там, у папиной мамы.
Потом, когда стала старше, тоже путешествовала с мамой. Пока она днем готовилась к концерту или отдыхала, мы с коллективом ходили по местным музеям и
достопримечательностям. Теперь приезжаю в эти города уже на свои гастроли, и, если где-нибудь на Дальнем Востоке приглашают на остров, где растут гребешки, отвечаю: «Видела, видела, с мамой была!»
Но ведь раньше концерты в одном месте могли идти в течение двух-трех недель, а сейчас ситуация другая: выступил в одном городе и на следующий день едешь или летишь в другой, потом в третий... Это трудно, поэтому детей я с собой не брала. Конечно, бывали у них эмоциональные всплески: «Ну куда же ты! Ты же только приехала»! Старший, Никита, взрослее, он уже с этим свыкся, ведь и по Володиной линии, и по моей все бывают на гастролях. Дени мои отъезды переживал острее. Но зато, когда я дома, мы стараемся напитаться друг другом.
Сейчас, после рождения Клавы, началась «третья серия» моего материнства – самая трудная. Дочка – более нежная и ранимая. С мальчишками проще: можно что-нибудь строго сказать или, в крайнем случае, по попе дать, главное, вырастить из мальчика человека слова, целеустремленного, волевого, самостоятельного.
С девочками так нельзя. Так что уж и не знаю, когда начнутся опять гастроли...
– Кристина, а как воспитывали вас, когда вы были девочкой?
– Жила у бабушки до пятнадцати лет – я бы сказала, монастырское воспитание. Много обязанностей: и английская школа, и музыкальная... А потом всех замучила просьбами, чтобы меня определили в балет. Тогда целый год занималась сразу в трех школах: английской, музыкальной и хореографической.
В итоге я поступила в хореографическое училище, после чего надо было бросить музыкальную и английскую школы. И вот, оказавшись перед выбором, поняла, что нет, классической балериной вряд ли стану – для меня это скучно. Мне хотелось чего-то широкого – либо народного танца, либо танца в стиле модерн, и в результате я осталась в двух школах, а танцы стали отдушиной.
Танцевала при каждом удобном случае. А когда мама организовала у себя в коллективе балет (мне тогда было тринадцать), я полностью погрузилась в их репетиции, и, если была возможность, ездила с ними на гастроли.
Однажды в Донецке, когда девочка из балета получила травму и ее надо было срочно заменить, поставили меня, потому что я знала все партии. Так что с тринадцати лет я по-взрослому в балете: на каникулах ездила на гастроли, а во время учебы сразу после школы бежала выступать, если у мамы были концерты в Москве.
Уроки делались на школьном подоконнике или за кулисами, девятый-десятый классы прошли в творчестве; к тому же в девятом классе я познакомилась с Володей, влюбилась, и тут уж стало совсем не до школы.
– То есть вы с детства всего добивались сами. А правда, что и в фильм «Чучело» вы попали не как дочка, а с улицы?
– Я была самостоятельной с детства. А в «Чучело» попала, как и все, через пробы. С Быковым познакомилась на первых пробах – и очень ему не понравилась. И он мне, честно говоря. Потому что – Бармалей, потому что – кот Базилио… Отрицательные персонажи. Я-то знала, что он снимает детское кино, и вдруг в комнату входит человек небольшого роста, мрачный, уставший, весь в себе, и, полуприкрыв глаза, даже не глядя на меня, начинает курить сигарету за сигаретой – прямо мне в лицо.
Мне было одиннадцать лет, и я подумала: «Боже мой, куда я попала»! Такого не хотела абсолютно, и о кино у меня были совершенно другие представления. Потом Ролан Быков объяснил, как все это непросто, сложно, что надо будет побриться налысо, и тогда я сказала: «Нет, не хочу! Не надо!» Дело в том, что Ролану Антоновичу я просто не понравилась, ему показалось, что у меня для роли совершенно не подходящая внешность. Поэтому особо не нянчился. Быков искал девочку, смотрящую на мир широко
открытыми глазами, а у меня совсем другие глаза – грустные. Посмотрите, вот как у мамы (показывает на портрет Аллы Борисовны), – у нас тут лица одинаковые. Маме
всю жизнь одним вопросом докучали: «Что такое, почему у вас такие грустные глаза? Что случилось?» Вот и у меня, когда не смеюсь, очень грустный вид.
А Ролану Антоновичу нужна была такая… «чучело». Он видел ее наивной, такой, которая всех любит, а когда над ней смеются, не обижается. Я не соответствовала этому образу и потому у него в списках была, скажем так, какой-нибудь четыреста тридцать четвертой.
И через месяц, когда режиссер пересмотрел около семнадцати тысяч девочек (для этого ездил и по лагерям, и по школам), но так никого и не нашел, он стал по второму кругу отсматривать тех, кого более-менее запомнил. Но решил уже не просто разговаривать, а сразу сделать кинопробы.
Первая наша встреча была во время летних каникул. Второй раз меня пригласили на «Мосфильм» в сентябре, я как раз пошла в пятый класс.
Когда Быков увидел меня на пленке, увидел, что я стараюсь осознать то, что режиссер говорит, и сделать то, что требует, он понял, что до этого искал не те глаза…
Поэтому через полчаса после кинопробы было сказано: «Да, это она, я ее нашел».
– Кристина, а первые шаги на сцене… Алла Борисовна помогала вам, хотя бы творчески?
– Конечно, в самом начале. Это была песня «Поговорим». После этой песни никто, в том числе и она, не ожидал, что я решусь делать что-то дальше. Мама тогда очень много работала, и после песни «Поговорим» и «Рождественских встреч» все проходило без чьей-либо помощи. А поскольку мама находилась все время на гастролях и мы с ней виделись где-то раз в несколько месяцев, то каждый раз при встрече я приносила ей отчет о проделанной работе: вот записала песню «Горькое похмелье» или «Позови меня», вот сняла новые клипы.
Наверное, года два мы жили в этом режиме: я приносила маме какие-то отчетные вещи, она высказывала свое мнение. Мама и тогда, и сейчас просто так хвалить не будет. Я прошла жесткий путь, мне было нелегко добиться всего этого: клипов, съемок, плотного гастрольного графика.
Казалось бы, все должно было идти легко. Но нет, наоборот! Потому что окружающие думали: «Ага, блатная, пробили, протолкнули!» С этим недоверием к себе я сталкивалась очень долго. И, кстати, с постоянными сравнениями с мамой, и все время надо было доказывать, что на мне природа не отдыхает (смеется).
Мне же не хотелось ничего доказывать, а хотелось воплощать в жизнь свои идеи, делать что-то свое, и я понимала, что это в моих силах. Всегда хотелось занять свое место в ряду этих великих певиц и актрис: Любовь Орлова, Людмила Гурченко, Лайма Вайкуле...
Сейчас, пока Клава маленькая, я переживаю прекрасное время – период абсолютного умиротворения. Но скоро моя душа начнет рваться из этого сладкого плена, и, слава Богу, мои близкие понимают меня. Сейчас я выступаю мало, но…
– Пройдет немного времени, и колесо шоу-бизнеса снова закрутится?
– Надеюсь. Мне трудно представить свою жизнь без творчества..