Татьяна Анциферова: "Телевидение меня все время снимало и… вырезало"

– Татьяна Владимировна, когда вы узнали, что у вас необычный голос?
– Про голос мне никто не говорил, но в школе, когда заболевал учитель и некем было его заменить, классная говорила: «Анциферова, к столу!» Я выходила и весь урок пела. Самое забавное, что даже те мальчишки, которые на переменах норовили меня толкнуть или дернуть за косичку, сразу затихали и смотрели влюбленными глазами. А после 8-го класса я поступила в Харьковское музыкальное училище.
– Окончательно решили стать певицей?
– Это вбил мне в голову мой будущий муж – Владимир Белоусов. Познакомились мы при довольно смешных обстоятельствах. Он искал солистку для своего ансамбля «Везувий», а я пришла на прослушивание.
Вдруг выходит такой длинноволосый «Ален Делон» – в костюме, в белой рубашке с галстуком. Протягивает руку – и с ходу: «Вы нам подходите!» Я рассмеялась:
«Вы же не слышали, как я пою?!» – «Вас слышали другие, я им доверяю», – отвечает. Я испугалась. Дома маме сказала: «Больше никогда туда не пойду! Там очень подозрительный руководитель». Словом, глазом не успела моргнуть, как влюбилась. Мне было 16, Володе – 28. С тех пор мы не расставались. Концерты
были четыре раза в неделю. В Харьков приезжали со всего СССР, даже с Дальнего Востока, чтобы посмотреть нашу программу, потусоваться. Билеты продавались по полтора рубля.
– Ого!
– Устроители наших концертов выручку выносили мешками. Я не шучу! На входе сидела кассир с мешком из-под картошки. Они наполнялись и складывались в гардеробе. Мне платили зарплату рублей, и я еще в училище стипендию получала 20. Моя мама, работая методистом в детском саду, зарабатывала меньше.
– А потом о вас узнал композитор Александр Зацепин…
– Он писал песни для фильма «31 июня» и, как я поняла, искал для их исполнения новый голос. Наш друг саксофонист Марк Беспалько, который тогда сотрудничал с Александром Сергеевичем, дал ему послушать мои концертные записи. Зацепин попросил нас познакомить. Шел ноябрь или декабрь 1977 года. Но, если честно, ехать в Москву я вообще не хотела.
– Почему?
– Я хотела в Нью-Йорк. Еще работая в Киеве, мы с Володей мечтали уехать на ПМЖ в США. Не получилось. А Ужгород по советским временам был довольно прозападный, цивилизованный город. И мне все там нравилось: по телевизору крутили лучшие европейские музыкальные программы. Мы давали 300 концертов в год. Играли и пели почти что хотели.
По большому счету, меня Володя уговорил: «Неудобно, такой известный композитор приглашает…» 
– Знали, что параллельно с вами пробуются еще семь певиц? В том числе Лариса Долина, Ирина Понаровская…
– Естественно, не знала. У меня же концерты. В феврале приехала, записала четыре пробные фонограммы – и опять на гастроли. Зацепин потом признался: «Лично мне ты больше нравилась, но я в одиночку не мог решить – боялся провала». И он собрал музыкальный консилиум: Лундстрем, Саульский… Прослушали записи всех претенденток, в конечном счете выбрали меня.
Помню, Леонид Петрович Дербенев подвозил меня в Новогиреево. И пока мы ехали, крутил кассету с записью «Ищу тебя», которую ему отдал Зацепин. Песня заканчивалась, он перематывал и включал снова. Раз пятнадцать подряд. И после каждого прослушивания говорил: «Ух-ххх! Какую песню мы записали!»
– Можно сказать, что фильм «31 июня» фактически перевернул вашу жизнь?
– Он обозначил, что я существую в этой стране и ее музыкальной культуре. В остальном… Ничего сверхъестественного не заметила.
– А слава, популярность?
– Я не ощутила большой славы. Как жили, так и жили. Мои песни, голос, фамилию знали, но… Меня же в лицо почти никто не знал. Только когда фамилию называли, могли отреагировать, иногда даже измениться в лице: «Ой! Вы же моя самая любимая певица!» Со мной это пожизненно. Телевидение меня все время снимало и… вырезало. Начиная с первого эфира.
– Прекрасно помню, как в начале 1980-х из каждого окна звучал ваш голос. Люди ждали новых песен, но сначала все пошло на спад, а потом вы вообще вдруг куда-то исчезли. Ходили слухи, что, мол, Анциферова «потеряла голос», «эмигрировала в Америку», вас «закрыла» Алла Пугачева. Что случилось на самом деле?
– Выяснилось, что я тяжело больна. Весной 1981 года врачи вынесли приговор – диффузный токсический зоб. В народе – базедова болезнь. Я в тот период знала
только, что ею болела Крупская и что эта болезнь сильно уродует человека внешне. Выпадают клоками волосы, дрожат руки, кружится голова… Я могла грохнуться в обморок в любой момент. Несколько раз падала – в кровь разбивала коленки. Есть видеосъемка: мы с Лещенко поем «До свидания, Москва» для «Песни-80». Там Леонид Утесов мне дарит цветы. 
Но я не люблю смотреть эту запись, потому что по дороге в Останкино мне стало плохо в автобусе, и в кадре все это видно. А сколько карет «скорой помощи» приезжало ко мне на концерты?.. После операции врачи сказали: «О возвращении на сцену и не помышляйте!» И речь шла не о том, чтобы сохранить голос, а о том, чтобы остаться в живых.
Вот поэтому я и «притихла». А тут еще Зацепин после смерти жены уехал во Францию. Из страны уехал композитор, который для меня писал.
– А Пугачева? В каком-то старом интервью вы сказали, что перешли ей дорогу с «31 июня» и она приняла меры.
– Никаких у меня доказательств нет. Интуицию женскую тоже, как говорится, к делу не пришьешь. Я давно забыла об этом.
– Ощущаете себя певицей ретро?
– Слово «ретро» для меня вообще не подходит. Я просто певица, живущая сегодняшним днем и надеющаяся, что еще что-то интересное запишу и продемонстрирую. Только если бы еще здоровье было... Оно по-прежнему иногда мне ножку подставляет. Но я как цыкну на него!